– Кстати, о предсказаниях, – Семён присел на кушетку. – Дай посмотреть твой свиток. Может, чего интересного прочитаю. А ты пока сообрази насчёт еды как обещал, хорошо? Прямо мутит от голода, надо же.
– С радостью, о великий знаток грамоты, – Мафусаил достал из-за пазухи пергаментную трубку и с полупоклоном вручил её Семёну Владимировичу. – Я искренне надеюсь, что мои слабые попытки приподнять незримую завесу далёкого будущего стоят тех усилий, кои…
– Жрать давай! – рявкнул Семён и стукнул кулаком по столику.
– Есть! – по-военному коротко отчеканил джинн и спешно умчался в глубь зала, лишь занавески колыхнулись от ветра.
– С ним только так, – сердито проворчал Семён, разворачивая свиток. – Ну-ка, что тут про нас говорится? – и углубился в чтение.
Пока Мафусаил сервировал стол вяленым мясом, сухими лепёшками и невесть откуда взятыми свежими фруктами и кувшином холодной воды, Семён изучал предсказания.
Предсказаний было много. Лет на триста вперёд, а то и больше: чёткой хронологии, естественно, не было никакой. Где-то в самом конце свитка Семён нашёл и телеграфно короткое сообщение о нём самом, о Семёне Владимировиче: ничего нового, о чём бы им тогда не рассказал джинн, в том предсказании не имелось. Все остальные пророчества были настолько туманны и насыщены столь непонятными намёками и ссылками, что читать их было просто бессмысленно. Всё равно ничего не было понятно.
Семён отложил пергамент и вплотную занялся мясом и лепёшками, запивая их холодной водой. Пока он ел, джинн успел где-то выкупаться, коротко подстричь бороду и переодеться во всё новое. В таком виде он выглядел куда как благообразнее, хотя одежда ему была заметно великовата; отмытый и подстриженный джинн здорово смахивал на постаревшего Шона Коннери. Как брат-близнец.
– Скажи, Мафусаил, а звёзды тебе случаем не намекнули, как мы сможем пробраться в шахскую сокровищницу? – Семён с аппетитом захрустел яблоком. – Или, может, ты у них сегодня ночью поспрашиваешь? Я вижу, ты с небесными светилами накоротке – вон сколько пророчеств наклепал! И что, все-все сбудутся?
– Сомневаюсь, – джинн отщипнул кусочек лепёшки. – Сомневаюсь, что звёзды помогут мне в столь пустяковом для них деле, как проникновение во всякие там сокровищницы. Нет им до людских сокровищ никакого дела! А насчёт долгосрочных предсказаний… Насчёт них я тоже сомневаюсь. В их правдивости. Звёзды порой бывают весьма лживы… Но долг астролога заставил меня записать всё, что я узрел в небесах, дополнив предсказания обязательными в таком случае туманными намёками и расплывчатыми предположениями.
– А зачем они нужны, эти намёки и предположения? Туманные. – Семён с удовольствием запил яблоко холодной водой и вытер рот салфеткой.
– Как же иначе? – удивился джинн. – Предсказания вещь деликатная. Нельзя в них ничего говорить откровенно и в лоб! Тем более с указанием конкретных дат. Опасно это. Что далеко ходить, три недели тому назад… А, ладно. Что случилось, то случилось. Так вот, о любознательный повелитель карманов, знай же – чем больше тумана и непонятностей в пророчестве, тем больше шансов, что такое долгосрочное предсказание окажется верным, даже если оно изначально ошибочно или попросту выдумано. Когда-нибудь, но верным! Пусть даже и через сотни лет. Когда случайно, хоть немного, хоть чуть-чуть, оно совпадёт с каким-нибудь важным событием, о котором астролог, по правде говоря, и понятия не имел – потомки обязательно растолкуют его расплывчатое пророчество так, как этого не смог бы сделать и сам предсказатель. Достаточно одного такого совпадения и всё: имя твоё обессмертится на века. Как гения и провидца. А у меня таких предсказаний сотни! Хоть одно, но сработает… Я так думаю.
– Так он в гении метит, – догадался медальон, – в веках наш дедушка прославиться хочет! Вот это размах, вот это амбиции, – позавидовал Мар. – Молодец. А я-то думал, что он недотёпа. А он ух какой оказывается! Всё, я тебя уважаю. Хочешь ты того или нет.
– Я не против, – скромно ответил джинн. – Уважай.
– Ну вылитый Нострадамус, – зевая сказал Семён. – Тотальный провидец. Теперь я понимаю, как делаются великие предсказания. Жулики вы, господа астрологи. Никому верить нельзя, – зевнул ещё раз и растянулся на кушетке. – Устал я что-то. Пожалуй, посплю немного.
– Отдыхай, о непревзойдённый специалист по замкам, – согласно покивал Мафусаил. – Сегодня ночью нам предстоит нелёгкая работа! А я пока схожу к шахской башне, посмотрю, что да как. Думаю, в таком обличии меня никто в тех краях не признает, – поклонился и ушёл, тихонько заперев входную дверь снаружи. И Семён немедленно уснул.
Проснулся Семён оттого, что ему кое-куда приспичило. Так как джинн забыл объяснить Семёну Владимировичу, где именно находятся столь важные удобства, пришлось Семёну искать их самому. Заодно он полностью ознакомился с безразмерной пристройкой и убедился, что она, в общем-то, действительно невелика, а дополнительное пространство в ней было создано всё той же магией: комната попросту была повторена много раз, о чём ясно говорили видимые только Семёну дымчатые перегородки пространственных состыковок.
Кроме удобств обнаружился и небольшой комнатный садик с карликовыми фруктовыми деревьями и журчащим между ними ручьём – джинн, судя по ухоженности садика, был ещё и эстетом-садоводом; Семён с трудом удержался от того, чтобы вырезать на стволе ветвистой яблоньки какую-нибудь необычную памятную надпись. Матерную.
– Что за школьные дела! – отругал он самого себя и пошёл к выходу. – А куда это наш знатный мичуринец запропастился? – раздражённо спросил он у закрытой входной двери. – Что-то слишком долго его нету. Уж не опознал ли кто его? Шахские наложницы, например. И мучают сейчас беднягу, по старой памяти, – развеселившись от такого предположения, Семён пропустил момент, когда дверной замок мелодично тренькнул.